понедельник

история мама вечером

   Сочи. Живу, как на курорте . Рано утром после полуторачасовой гимнастики, холодного душа и легкого завтрака отправляюсь на море (летом — купаться, зимой - просто дышать). Возвращаюсь часов в 10. Весь день бездельничаю: читаю, готовлю, навожу порядок в квартире, а под вечер после симфонического концерта на телеканале «Культура» отправляюсь на вечернюю часовую прогулку к реке. Затем - светские разговоры на скамейке у дома, контрастный душ и сон. И так изо дня в день.

Свой город я очень люблю. Меня всегда согревала мысль, что я в нем знаю каждый камень, а каждый камень знает меня. Сейчас, правда, в связи с олимпийским строительством привезли очень много других камней, и ситуация изменилась. Но все это вписывается в мои прогнозы, и с этим приходится мириться.

Довоенный Сочи я не припоминаю, была слишком маленькой, а военный помню хорошо. Вот мы стоим у калитки и смотрим, как мимо нашего дома идут и идут люди. В одну сторону — беженцы, в другую — солдаты. Вечером мама выходит к калитке и громко кричит:
«Женщины, кто с детьми? Давайте ко мне!». Двор заполняется. На кирпичиках стоит ведро, в котором варятся кукурузные початки. В сарае женщины купают ребятишек...

Потом поток беженцев иссякает, идут только колонны военных. А мы опять стоим у калитки и провожаем их взглядами. Внезапно из строя выбегает солдат и, направляясь в нашу сторону, говорит маме: «Хозяйка, дай подержать ребенка. На смерть идем». Он поднял на руки мою сестру, прижал к себе, а потом побежал догонять своих.

По домам раздают раненых животных. Так у нас появились конь Каштан и овчарка по кличке Индус. С Индусом мы, дети, играем в прятки и удивляемся, как безошибочно он всех находит. Когда наши питомцы выздоровели, их снова забрали на фронт.

На веранде поселились солдаты. На нашей крыше у них наблюдательный пункт, а под сливой стоит зенитка. Однажды, слышу, мама говорит одному служивому: «Я слышу, что вы не русский...» Солдат ответил: «Я серб». Этот ответ потряс меня. Я долго обдумывала и, наконец не выдержав, спросила маму: «Дядя сказал, что он серп. Разве человек может быть серпом?». Так впервые получила урок политграмоты.
Весь город стал госпиталем. Вечером мы засыпали под стук швейной машинки: мама и старшая сестра допоздна шили белье и брезентовые тапочки для раненых. Не оставались в стороне и школьники. Они ездили в лес на сбор каштанов, орехов, диких груш, а также на заготовку самшитового мха — его стерилизовали и использовали вместо ваты. А мы, малышня, ходили в госпитали с концертами. Однажды, помню, один раненый попросил: «А можно потрогать за ручку эту кроху, что стихи читала?». Меня подвели к нему, и он умилялся моим маленьким ладошкам и большому банту на голове...

А после войны мы несколько лет жили на даче Сталина — там работали родители. Отец был главбухом, а мама — сестрой-хозяйкой. Территория дачи была закрытая. Когда старшая сестра, студентка Московского мединститута, приехала к нам на летние каникулы, ее весь день продержали на проходной, проверяя, за того ли она себя выдает.

Нам, детям, жилось там чудесно. А вот взрослым приходилось трудно. Сидит, например, мама вечером в гостях у приятельницы, пьют чай. Вдруг подъезжает машина, и ей говорят: «Мы за вами, есть срочная работа». Мама восклицает: «Да как вы узнали, что я здесь?». А ей отвечают: «Мы все про всех знаем».

Если мое письмо будет опубликовано и его прочтут мои однокурсники - выпускники 1959 года Ленинградской лесотехнической академии, пусть отзовутся!

Адрес: Мурыгиной Людмиле Анатольевне, 354207 Краснодарский край, г. Сочи, Батумское ш., д. 39, кв. 141.

Комментариев нет:

Отправить комментарий